Говорят, граждане, в Америке бани отличные.
Туда, например, гражданин придёт, скинет бельё в особый ящик и пойдёт себе мыться. Беспокоиться даже не будет - мол, кража или пропажа, номерка даже не возьмёт.
Ну, может, иной беспокойный американец и скажет банщику:
- Гуд бай,- дескать,- присмотри.
Только и всего.
Помоется этот американец, назад придёт, а ему чистое бельё подают - стираное и глаженое. Портянки небось белее снега. Подштанники зашиты, залатаны. Житьишко!
А у нас бани тоже ничего. Но хуже. Хотя тоже мыться можно.
У нас только с номерками беда. Прошлую субботу я пошёл в баню (не ехать же, думаю, в Америку),- дают два номерка. Один за бельё, другой за пальто с шапкой.
А голому человеку куда номерки деть? Прямо сказать - некуда. Карманов нету. Кругом - живот да ноги. Грех один с номерками. К бороде не привяжешь.
Ну, привязал я к ногам по номерку, чтоб не враз потерять. Вошёл в баню.
Номерки теперича по ногам хлопают. Ходить скучно. А ходить надо. Потому шайку надо. Без шайки какое же мытьё? Грех один.
Ищу шайку. Гляжу, один гражданин в трёх шайках моется. В одной стоит, в другой башку мылит, а третью левой рукой придерживает, чтоб не спёрли.
Потянул я третью шайку, хотел, между прочим, её себе взять, а гражданин не выпущает.
- Ты что ж это,- говорит,- чужие шайки воруешь? Как ляпну,- говорит,- тебе шайкой между глаз - не зарадуешься.
Я говорю:
- Не царский,- говорю,- режим шайками ляпать. Эгоизм,- говорю,- какой. Надо же,- говорю,- и другим помыться. Не в театре,- говорю.
А он задом повернулся и моется.
"Не стоять же,- думаю,- над его душой. Теперича,- думаю,- он нарочно три дня будет мыться".
Пошёл дальше.
Через час гляжу, какой-то дядя зазевался, выпустил из рук шайку. За мылом нагнулся или замечтался - не знаю. А только тую шайку я взял себе.
Теперича и шайка есть, а сесть негде. А стоя мыться - какое же мытьё? Грех один.
Хорошо. Стою стоя, держу шайку в руке, моюсь.
А кругом-то, батюшки-светы, стирка самосильно идёт. Один штаны моет, другой подштанники трёт, третий ещё что-то крутит. Только, скажем, вымылся - опять грязный. Брызжут, дьяволы. И шум такой стоит от стирки - мыться неохота. Не слышишь, куда мыло трёшь. Грех один.
"Ну их,- думаю,- в болото. Дома домоюсь".
Иду в предбанник. Выдают на номер бельё. Гляжу - всё моё, штаны не мои.
- Граждане,- говорю.- На моих тут дырка была. А на этих эвон где.
А банщик говорит:
- Мы,- говорит,- за дырками не приставлены. Не в театре,- говорит.
Хорошо. Надеваю эти штаны, иду за пальто. Пальто не выдают - номерок требуют. А номерок на ноге забытый. Раздеваться надо. Снял штаны, ищу номерок - нету номерка. Верёвка тут, на ноге, а бумажки нет. Смылась бумажка.
Подаю банщику верёвку - не хочет.
- По верёвке,- говорит,- не выдаю. Это,- говорит,- каждый гражданин настрижёт верёвок - польт не напасёшься. Обожди,- говорит,- когда публика разойдётся - выдам, какое останется.
Я говорю:
- Братишечка, а вдруг да дрянь останется? Не в театре же,- говорю. Выдай,- говорю,- по приметам. Один,- говорю,- карман рваный, другого нету. Что касаемо пуговиц, то,- говорю,- верхняя есть, нижних же не предвидится.
Всё-таки выдал. И верёвки не взял.
Оделся я, вышел на улицу. Вдруг вспомнил: мыло забыл.
Вернулся снова. В пальто не впущают.
- Раздевайтесь,- говорят.
Я говорю: - Я, граждане, не могу в третий раз раздеваться. Не в театре,- говорю. Выдайте тогда хоть стоимость мыла.
Не дают.
Не дают - не надо. Пошёл без мыла.
Конечно, читатель может полюбопытствовать: какая, дескать, это баня? Где она? Адрес?
Какая баня? Обыкновенная. Которая в гривенник.

1924